Фридштейн Юрий - Розенкранц, Гильденстерн И Другие
Юрий Фридштейн
Розенкранц, Гильденстерн и другие
Самый простой способ определить, одержало ли добро
победу над злом, - это установить степень свободы
художника.
Том Стоппард
Тридцать лет назад, когда имя Тома Стоппарда было известно в нашей
стране лишь двум-трем десяткам человек, занимающихся современным английским
театром, казалось, что он так и останется в ряду тех, кого принято именовать
"писатель для критиков". Положение осложнялось тем, что этот неведомый
отечественному читателю драматург, пишущий свои абстрактно-пародийные,
абсурдистско-отвлеченные и вроде бы совершенно безобидные пьесы, являлся
членом Amnesty International; побывал в Праге после 1968 года и в СССР и
более чем неласково об увиденном и услышанном отозвался.
На протяжении этого времени в журналах "Иностранная литература" и
"Театр" появлялись небольшие статьи и рецензии, посвященные творчеству
Стоппарда, и только в 1990 году произошла его первая встреча с русским
читателем и зрителем.
Юный Иосиф Бродский еще до своего насильственного выезда из СССР
перевел на русский язык Бог весть как попавшую в поле его зрения пьесу
"Розенкранц и Гильденстерн мертвы" совершенно неведомого ему автора.
Вероятно, она привлекла его своей вызывающей нетрадиционностью и внешней
крайней непочтительностью ко всякого рода традициям и самому Великому Барду
(чертами, за которыми проницательный Бродский угадал-таки истинно
существовавшую и преемственность, и, в хорошем смысле слова, зависимость от
классического наследия - ему самому было в высшей степени присуще именно это
сочетание: новаторства и традиционализма, явленных в одном лице).
Перевод этот - также неведомыми путями - оказался у Татьяны
Владимировны Ланиной, много лет работавшей в журнале "Иностранная
литература", более того - он чудом сохранился у нее с той поры. Интересно,
что когда журнал обратился к Бродскому с идеей публикации перевода, то
выяснилось, что тот не только не имеет текста, но даже не помнит о самом его
существовании. Но - как сказано у другого классика, "рукописи не горят..."
Этот перевод и появился на страницах журнала в 4-м номере 1990 года.
Одновременно он же был представлен и на театральных подмостках: на малой
сцене Театра им. Вл. Маяковского в Москве в постановке тогда еще также
молодого Евгения Арье (вскоре после премьеры Арье уехал в Израиль, и теперь
его спектакль существует в двух вариантах: один по-прежнему идет в переводе
Бродского в Москве, другой играется на иврите в Иерусалиме, в созданном Арье
театре "Гешер"). В своем спектакле Арье замечательно угадал истинную
театральность стоппардовской притчи (качество, которое всегда будет спасать
даже самые заумно-замысловатые и головоломные его пьесы от превращения в
некое литературное занудство). В интерпретации русского режиссера
отвлеченность и абстрактность притчи неожиданно обрели черты вполне
конкретной истории. Причем этот, на первый взгляд неожиданный, психологизм
нисколько Стоппарду не навязывался, он не был ему чуждым. Ибо пьеса его,
этот странно-интригующий парафраз шекспировского "Гамлета", есть в
действительности предельно точная вариация на тему: маленький человек и его
судьба. Тему, некогда открытую и вознесенную на высоты подлинной
трагедийности Гоголем и Достоевским, в XX веке продолженную Кафкой и
Беккетом. Так постепенно выстраивалась преемственность, так Стоппард вставал
в ряд великих классиков XIX и XX веков, занимая в нем собственное, ему
одному по праву принадлежащее место.
Том Стоппар